Представлены данные о находках в Корее и Японии китайских бронзовых зеркал эпохи Хань с иероглифическими надписями. Охарактеризованы погребальные комплексы, из которых происходят анализируемые предметы. Приводятся аналогии с территории Китая и Евразии в целом. Выявлено, что исследуемые экземпляры принадлежат к четырем типам ханьских зеркал, выделенным на основе содержания надписей на их поверхности: цзя чан фу гуй, жигуан, чжаомин и цинбай, время создания которых укладывается в рамки с середины II в. до н. э. до конца I в. н. э. Установлены функции зеркал как оберегов и маркеров высокого социального статуса в погребальном обряде на территории Кореи и Японии в раннем железном веке.

Приведены предварительные итоги изучения важного памятника – гробницы Лоу Жуя, который при жизни был одним из высших чиновников государства Северное Ци. Там обнаружен богатый инвентарь, а также цветные фрески сохранившейся площадью 200 кв. м, среди которых выделяются картины торжественного выезда из дворца и возвращения во дворец. Самую заметную часть изображений составляют лошади. Поэтому были особо исследованы конское убранство и упряжь, отмечен переходный характер ряда важных элементов (седло, стремена). В одежде всадников преобладают «варварские мотивы», бытовавшие вплоть до династии Сун. Религиозно-идеологический аспект организации погребения носит синкретический характер, где традиционные представления о переходе в «мир иной» сочетаются с конфуцианскими и буддийскими мотивами, возможно, с влиянием зороастризма. Размещение многофигурных композиций на стенах дромоса имело статусный характер. Их созданием руководил дворцовый живописец (возможно, знаменитый Ян Цзыхуа), но в создании шаблонов, нанесении контуров на стену и заполнении их краской мастеру помогала целая команда подмастерьев.

Автор вспоминает первое знакомство «вживую» с петроглифами Южной Сибири под руководством своего наставника В. Е. Ларичева. Перечислены основные идеи, связанные с интерпретацией фигур в длиннополых одеждах (так называемых «сапожков»), выгравированных на Ошкольской писанице и других близлежащих памятниках наскального искусства северной Хакасии. Рассмотрены аргументы С. В. Панковой в пользу их трактовки как манихейских или буддийских жрецов и таштыкского возраста этих изображений. Предпринята попытка найти для рассматриваемых фигур альтернативные интерпретацию и датировку. В качестве иконографически близкой аналогии предложена китайская картина XIII в. «Кочевники», на которой показаны женщины в бокках – головных уборах монгольской знати. Кратко рассмотрены основные направления исследования бокк (боктаг, бохтог) в нашей стране. Сделан вывод, что на китайском средневековом свитке «Кочевники» изображена свадебная процессия, а наскальные гравировки «сапожков» в Хакасии отражали матримониальные контакты вождей енисейских кыргызов с монгольской знатью.

В статье речь идет о скотоводческом районе к югу от р. Хуанхэ в пров. Цинхай называемом Хэнань (не путать с пров. Хэнань). Это пограничная область где вследствие продолжительных контактов между тибетцами и монголами возникла общность со специфическими местными обычаями особенностями языка и социальных отношений. Начальным пунктом в сложении ее этнической и культурной идентичности стало включение в современное китайское государство в 1954 г. за которым последовала и этническая классификация. В результате местное монгольское и тибетское скотоводческое население превратилось в «национальные меньшинства» по отношению к этническим китайцам (ханьцам) а многих тибетцев записали в монголы (кит. мэгу цзу) хотя их соседи и они сами воспринимали себя как тибето-монголов (тиб. Bod Sog). В статье исследуется как насаждаемая государством память создает новое мифологизированное героическое повествование о местном политическом лидере периода превращения управлявшихся монголами степей Хэнани в Хэнань-Монгольский автономный уезд провинции Цинхай в терминах строительства современного китайского государства. Речь идет о последнем цинване и первом руководителе автономного уезда – Таши Церинг (1919/20–1966). В официальных свидетельствах документах «для внутреннего пользования» как и в памяти местного сообщества, Таши Церинг – реабилитированная посмертно жертва Культурной революции – является «этнической героиней» и символом местной «монгольскости». Благодаря Таши Церинг (монг. Даши Цэрен) большинство населения Хэнань-Монгольского автономного уезда конструирует свою монгольскую этническую идентичность. Статья демонстрирует как открытый в 2009 г. Мемориальный дворец-музей цинвана обсуждает и создает смыслы этнической и национальной идентичности. В статье дается обзор представленной в музее местной монгольской истории автономного уезда.

Анна Евгеньевна Глускина (1904–1994) вошла в историю отечественного японоведения как выдающийся переводчик японской поэзии, педагог и наставник, знаток японской культуры, автор большого числа научных трудов. Ее жизни, научному и поэтическому творчеству посвящено немало публикаций. Однако до сих пор остается малоизвестной и недооцененной ее деятельность в качестве музейного работника, а также вклад в формирование и описание японского собрания МАЭ РАН. Между тем именно с работой в МАЭ связан дебют Анны Евгеньевны в качестве профессионального японоведа; музею она отдала почти 9 лет своей жизни (с 1925 по 1932 г.). Во время научной командировки в Японию в 1928 г. Анна Евгеньевна приобрела для музея свыше 700 предметов, характеризующих различные аспекты традиционной японской культуры, а также около 400 фотографий и негативов. Таким образом, Анна Евгеньевна к началу 30-х гг. ХХ в. вполне состоялась как профессиональный этнограф-японовед и музейный работник; однако вмешавшиеся в жизнь МАЭ драматические обстоятельства 1933 г. прервали ее деятельность на этом поприще.

Статья посвящена проблеме происхождения курильниц-печатей (香印 сянъинь, 香篆 сянчжуань) в традиционной культуре Китая, анализу их функций в ходе эволюции на протяжении нескольких веков. Через изучение ряда религиозных, документальных и художественных источников эпох Тан (618–907) и Сун (960–1279), а также китайских каталогов и справочников, созданных в конце правления династии Цин (последняя четверть XIX в.), выявлена специфика ранних ароматических печатей, упоминаемых в буддийских текстах VII–VIII вв., проанализированы особенности символики и функций ароматических печатей в ритуальной, инженерно-научной областях, а также в художественной и бытовой сферах. В настоящее время практика воскурения ароматических печатей в Китае и на Тайване, как правило, ограничивается художественной и коммерческой сферами. При этом длительная религиозная, художественная и бытовая традиция Востока по-прежнему располагает большими возможностями использования ароматических печатей, органично комбинируя их с другими видами досуга, в том числе рассматривая их в качестве эффективного способа поддержания физического и нравственного здоровья.

Статья посвящена описанию и анализу иконографических элементов, присущих буддийской культовой скульптуре. В данной работе их набор ограничивается теми атрибутами, которые божества держат в руках, а также коронами, венчающими головы божеств. Предметы, которыми наделены буддийские божества, в целом остаются неизменными. Как символы, благодаря которым образы божеств воспринимаются адептами веры, они способствуют рождению соответствующих ассоциаций. Воплощенные в буддийской скульптуре со свойственной им семантикой, атрибуты в качестве конвенционального образа помогают понять сущность учения Будды. Религиозное и эстетическое слились воедино в творениях выдающихся мастеров, которые уделили внимание иконографическим деталям, придав им художественную выразительность. В буддийской скульптуре используются символы с устоявшимися традиционными значениями – религиозные ценности, которые стали общекультурными. Смысловая структура символа апеллирует к опыту и знаниям прихожанина в храме или посетителя в музее, углубляя и расширяя его духовное и ментальное пространство. Этому способствует канонизированная система изобразительного языка, сложившаяся в течение веков.

Художник, архитектор, мастер чайного ритуала и садового искусства, каллиграф, поэт Кобори Энсю оставил нам огромное наследие. На примере самых репрезентативных его архитектурных проектов и садов, несущих печать яркой индивидуальности мастера, можно судить о той роли, которую играет искусство в формировании атмосферы дзэнской обители, самого дзэнского мировоззрения. Особое место в творческой судьбе мастера занимает архитектурный ансамбль храма Кохо-ан при дзэнском монастыре Дайтокудзи. Этот храм мастер создавал исключительно для себя – таким, каким ему виделось идеальное храмовое пространство – уединенное, одухотворенное красотой, насыщенное символикой, смыслом, дзэнским подтекстом. Каждая деталь здесь выдает вкусы, художественные пристрастия, образ мыслей человека, воспринимавшего религиозные, философские идеи без отрыва от их художественно-эстетического воплощения. При всей значимости, какую имеет фигура мастера для истории японской культуры, в российском востоковедении отсутствуют исследования, посвященные творчеству этого универсально одаренного мастера.

Типологический статус японских конструкций, состоящих из конверба и вспомогательного глагола, не определен однозначно. У исследователей японского языка нет общего мнения относительно их синтаксического и функционального единства. В данной статье мы на корпусном материале рассматриваем такие конструкции с бенефактивными вспомогательными глаголами яру, агэру, курэру, кудасару, морау и итадаку и выявляем у них признаки моно- и биклаузальности. Согласно нашим данным, части всех типов бенефактивных конструкций демонстрируют морфологическую самостоятельность (за исключением разговорных стяженных форм). Что касается синтаксиса, бенефактивы демонстрируют как признаки моноклаузальности, так и признаки биклаузальности. Однако проведенная ранее аналогия с японскими прямыми и непрямыми пассивными конструкциями, имеющими схожие свойства, не находит подтверждения в нашем исследовании.

Рассматривается аффиксоидная морфологическая единица современного японского языка – морфема до-, не получившая достаточно полного описания в работах отечественных и англоязычных исследователей японского языка, которая по своим морфотактическим характеристикам должна быть отнесена к разряду префиксов. Описываются этимологические, социолингвистические и семантические особенности префикса (семантический дуализм между «слишком» и «очень»). Оспариваются обсценные ярлыки данной морфемы в контексте современного японского языка, а также предоставляется небольшой список слов для дальнейшего анализа и возможного включения префикса в словарные статьи. Предпринимается попытка функционального анализа до- с использованием примеров из литературы, СМИ, социальных сетей и повседневных бесед автора с носителями языка на протяжении пяти лет. Дополняются положения об уже описанном префиксе о-, затрагивается ряд других активно применяемых в современном японском языке префиксов, редко упоминаемых в японоведческой литературе.

Предлагаемый обзор содержания «Трёх больших реформ» в японской истории периода Эдо (1603–1867) впервые предлагается вниманию англоязычного читателя (комплексные публикации на японском языке также не издавались). Каждая из трех реформ получила свое название в соответствии с девизом годов правления, в которые было начато ее проведение (Кёхо, Кансэй и Тэмпо). Общей мотивацией для всех реформ явился призыв возврата к «золотому веку», временам основателя династии Токугава Иэясу. Реальными причинами для проведения преобразований явилась потребность ликвидировать диссонанс накопившихся в социально-экономической жизни изменений с существующей феодальной системой, легализовав в рамках системы тенденции, связанные с периодом первоначального накопления капитала, первых ростков капитализма, проявлением черт раннебуржуазного характера. Исчерпывающий список литературы по теме читатель может получить, обратившись к полному тексту докторской диссертации автора на русском языке (Филиппов А. В. «Три большие реформы» и процессы эволюции японского общества второй половины эпохи Эдо: Дис. … д-ра ист. наук. СПб., 2003. 503 с. URL: https://www.dissercat.com/content/tri-bolshie-reformy-i-protsessy-evolyutsii-yaponskogo-obshchestva-vtoroi-poloviny-epokhi-edo). Проведение реформ в условиях феодального режима Японии при сёгунах Токугава оказало существенное влияние на формирование национального характера, этнических стереотипов поведения, психологии и менталитета современных японцев. В статье подробно представлено содержание трех реформ, значение личностей их инициаторов и проводников, социально-политическая ситуация, вызвавшая необходимость их проведения. Введение в широкий научный оборот на английском языке материалов и анализа содержания трех больших реформ способствует преодолению ряда неверных представлений об эпохе сёгунов Токугава как о времени застоя. Три больших реформы свидетельствуют о постоянной эволюции японского общества в этот период. Название «три реформы» может быть воспринимаемо с долей условности, поскольку в действительности чреда реформ во второй половине эпохи Эдо, начиная с Гэнроку (1688–1704), была практически непрестанной и включала ряд иных девизов годов правления.

Представлен анализ трудов известного австрийского индолога и религиоведа Герхарда Оберхаммера, посвященных философии и религиозным практикам санкхьи и йоги. Анализируя тексты санкхьи, йоги Патанджали и учения кашмирских пашупатов, Оберхаммер реконструировал феноменологию духовного опыта в каждой из этих традиций и выстроил общую типологию индийских йогических практик. Примечательно, что в тексте «Йога-сутр» он выявил четыре типологически и исторически различающиеся практики, одна из которых может быть сопоставлена с теистическими практиками позднейших тантр, к изучению которых Оберхаммер обратился одним из первых. Интерес представляет также реконструкция духовного пути санкхьи, осуществленная на материале трактата «Юктидипика». Труды Оберхаммера по санкхье и йоге вызвали интерес со стороны исследователей индийских религий, но к настоящему времени оказались практически забыты, что отчасти объясняется позитивистским настроем современной индологии. Перспективным для будущих исследований представляется сопоставление предложенной Оберхаммером типологии йогических практик и разработанного им впоследствии учения трансцендентальной герменевтики с близкими по тематике и охвату трудами Мирчи Элиаде и Е. А. Торчинова.

Впервые в российской китаистике дается подробный обзор современных тенденций в американском маньчжуроведении. В частности уделяется особое внимание такой историографической школе, как «новая цинская история» (New Qing History), выведшей критику теории китаизации маньчжуров в 1980–1990-е гг. на принципиально иной уровень теоретизирования. Кроме того, представлен критический ответ сторонников теории китаизации маньчжуров на тезисы, ныне господствующие среди американских ученых. Несмотря на существующие различия во взглядах, приверженцы пересмотра прежней парадигмы разделяют ряд общих подходов при изучении династии Цин: необходимость обращения к источникам на маньчжурском языке, сравнение династии Цин с другими империями Евразии раннего Нового времени, отказ от отождествления маньчжурского режима с Китаем и рассмотрение Китая лишь в качестве одной из составляющих частей империи, пристальное внимание к проблеме идентичностей в империи Цин. Пожалуй, главным положением направления New Qing History является постулирование значимости маньчжурского фактора в функционировании цинского государства.